Авторитарные режимы используют дезинформацию, чтобы противопоставить граждан друг другу как в своих странах, так и в других странах, чтобы посеять недоверие и по многим другим причинам. За последние годы в России или в других местах дезинформационная машина работает на государственном уровне. Кремль не избегает вмешательства во внутренние дела не только своих соседних стран, но и пытается повлиять на западную демократию, такую как США. В Восточной Европе и на Кавказе ее главной целью является обострение существующих социальных расхождений и вопросов, вызывающих противостояние, и их преобразование в конфликты. Каким образом использовала Россия такую тактику 11 лет назад во время августовской войны и как использует сегодня? С этими и другими вопросами обратилась корреспондент Грузинской редакции «Голоса Америки» Эка Магдаладзе к директору и главному редактору «Лаборатории исследования цифрового расследования» Атлантического совета Грэму Бруку (перевод с грузинского на русский яыке – Civil.ge).
Расскажите, пожалуйста, как и с какой целью была создана «Лаборатория исследования цифрового расследования», и кто такие «Шерлоки цифровой сферы»?
Это одна из программ Атлантического совета, направленная на противодействие дезинформации. Наша цель – опознать, выявить и объяснить дезинформацию. Последнему уделяем особое внимание. Процесс идентификации-выявления включает в себя проверку фактов, то есть определение того, является ли та или иная история фактом, правдой или вымыслом; Однако мы в большей степени сосредоточены на объяснении каждого случая. Откуда начинается эта история, какова ее «средняя часть» или каков ее конец, кто участвует в этой истории? Какая тактика используется (при распространении истории)? И самое главное, действительно ли это повлияло на общество? Действительно ли дошла она до людей и изменила ли она их поведение или точку зрения по тому или иному конкретному вопросу? (Мы акцентируем внимание на этом в нашей лаборатории).
Все основано на понимании того, что факты являются краеугольным камнем демократии. Людям нужны факты, чтобы принимать коллективные решения во время выборов или других местных вопросов.
Вы уделяете особое внимание объяснению дезинформации. Вы говорите о ее своевременности тоже. Как вы считаете, помогает ли нам своевременное объяснение в том, чтобы лучше ответить на этот вызов? Насколько велик риск того, что выявляя иногда ложную информацию, это может наоборот способствовать ее более широкому распространению и популяризации?
Мы считаем, что должны вмешиваться именно там, в то время, когда выявляется дезинформация. Это гораздо эффективнее, чем (реагирование) через некоторое время. Мы постоянно сталкиваемся (с проблемой), что фальшивые новости достигают большего количества людей, чем проводимый нами (нарратив), выявляющий это фальсификацию …
Крайне важно, чтобы мы опережали распространителей дезинформации. Однако, откровенно говоря, сегодня западные, свободные, открытые общества все же отстают от распространителей дезинформации. Они на два шага впереди нас. А мы уже давно пытаемся их догнать.
Нам нужно, так сказать, популяризировать факты. Если отвечаешь на ту или иную дезинформацию, это означает, что вы в какой-то степени признаешь ее какую-то часть. Поэтому необходимо всеобъемлюще подходить к дезинформации и оказаться выше всего этого.
Что касается рисков, это большой вызов. Когда напрямую обличаешь дезинформацию, тем самым подаешь ей кислород. СМИ и гражданское общество должны серьезно относиться к этой ответственности, чтобы непреднамеренно не способствовать ее распространению.
Каким образом используются такие усилия для проведения желаемой повестки дня или для подстрекательства конфликтов? Я имею в виду не ситуацию с созданием и распространением поддельных новостей, а обострение существующих социально-политических разногласий и спорных вопросов?
Мы можем говорить не только о Грузии, но и примере Америки. Урок, который мы получили, это то, что мишенью дезинформации, распространяемой другой страной, являются обычные граждане. Они хотят играть роль усилителя поляризации и подстрекателя (в сообществе). Наблюдение за т.н. Санкт-Петербургским фабрикой троллей показало, что сами (русские) создавали новый нарратив, (послания) с новым содержанием и затем молниеносно и успешно распространяли их в Соединенных Штатах. Мы также увидели, что время от времени они осваивают новые тактики. Например, на промежуточных выборах в США в 2018 году они были крайне активными, но не создавали новый материал, а вместо этого отбирали и усиливали существующие в самом американском обществе крайне поляризующие и спорные вопросы.
Цель таких информационных операций состоит в том, чтобы больше (натравить и) разделить нас, ослабить нас, живущих в демократических (системах). Мы являемся их мишенью.
Сейчас мы видим, что именно эта (карта) разыгрывается в Грузии. (В Грузии) усиливается (тенденция) к поляризации, и на карту поставлены очень серьезные вопросы, включая человеческие жизни. Мы видим, что дезинформация пытается отдалить грузин друг от друга, а не сблизить их.
Как вы считаете, происходило ли то же самое во время российско-грузинской войны 2008 года или нее? В какой степени происходило то же самое во время событий в Украине в 2014 году, в том числе, во время аннексии Крыма?
Именно в таких странах, как Грузия, власти России развили и усовершенствовали многие тактики информационных операций. Теперь мы видим розыгрыш того же (сценария) и во многих других регионах. 2008 год является очень информативным для нас. Говоря о внешних информационных операциях России, мы должны знать, что после (войны) 2008 года российское правительство решило (а затем даже озвучило это), что оно прихрамывало во время ведении войны, так как у нее были проблемы с коммуникацией с общественностью и по направлению формирования общественного мнения. Персона, управляющая RT и «Спутником», признала в одном из интервью, что во время событий 2008 года в Грузии у них было отставание в этом направлении. Она также отметила, что после (именно этой войны) информационные и управляемые правительством медиа-операции, рассматриваются как продолжение российской политики. Это дает нам глубинное знание того, как видят в Россия не только (вопрос) Грузии, но и в целом операции по оказанию влияния. В богатом арсенале России операции по оказанию влияния являются одним из инструментов того, чтобы проводить внешнюю политику в угоду себе или осуществлять (политику) агрессии в в масштабах региона.
Как им образом превратилась дезинформация, а конкретно, цифровая дезинформация, в такой важный инструмент в руках авторитарных режимов для вмешательства в дела других стран?
Дезинформация на руках у режимов действительно является инструментом для вмешательства в события в других странах и на международной арене. Однако мы должны различать три вещи. Во-первых, это операции по внешнему влиянию, к которым государство прибегает для создания содержания, посланий, чтобы тем самым повлиять на другую страну. Это может быть что-то вроде новостного пространства такого типа, как RT, Спутник, управляемые государством СМИ или фабрики троллей или что-то в этом роде. Второе — дезинформация, преднамеренное распространение ложной информации, что подразумевает, что то или иное действующее лицо поставило своей целью ввести в заблуждение конкретную целевую аудиторию. Дезинформация это проблема, которая не знает границ.
Большинство операций внешнего воздействия осуществляются именно для распространения дезинформации, а затем (на следующем этапе) для ее усиления и для того, чтобы уже местные больше распространяли ее. Мишенью дезинформации является местная аудитория, которая затем сама распространяет ее. Все это отличается от распространения такой ложной информации (Misinformation – примечание Civil.ge), когда распространяется неточная новость без конкретного злого умысла. Это отличающийся вызов, и мы должны относиться к нему по-другому.
Однако это не будет новостью для Грузии и для Кавказа в целом, где уже давно пытаются справиться со всем этим. Более того, честно говоря, они могут научить многих других в в этом направлении в мире. Но главное то, что это все более и более эффективная тактика. Проведение таких операций влияния государству обходится гораздо дешевле, чем отправка танков в конкретную зону конфликта или другую страну. Таким образом, с очень малым ресурсом можно достичь очень большого эффекта.
В чем заключается то главное, что авторитарные режимы получают путем распространения дезинформации? Чего они достигают этим?
Ответ на ваш вопрос – это контроль. Авторитарным режимам важно усилить контроль над путями коммуникации населения собственных стран и над нарративами на международной арене. Авторитарным режимам это нужно для сохранения своей власти.
Давайте, возьмем пример России. По данным таких компаний, как Twitter или Facebook, мы видели, что в течение многих лет в центре внимания материалов, распространяемых Санкт-Петербургской фабрикой троллей были не Украина, Грузия или США. Основным предметом интереса троллей был все же российский народ. Таким образом, то, на чем фокусируются тролли, указывает на их приоритеты. Их приоритетом же является сохранение внутренней поддержки для крайне непопулярных или недемократических режимов. Так что, распространяя эту дезинформацию, они получают какую-то пользу, а без распространения – что-то теряют.
В связи с этим, с какими основными вызовами приходится сталкиваться Восточной Европе, население стран которой является важной мишенью этой дезинформации? Что создает плодотворную почву для дезинформационных кампаний?
Откровенно говоря, (такую почву создает) любой спорный или такой вопрос, который вызывает поляризацию в обществе, который вызывает много интеракции. В ходе промежуточных выборов в США в 2018 году они усиливали, обостряли наиболее поляризующие темы, подогреваемых как со стороны ультралевых, так и со стороны ультраправых, в том числе, обостряли даже темы, содержащие антироссийский нарратив. Вполне вероятно, что у них проводились очень ироничные утренние совещания (в Санкт-Петербурге). Распространяя такую антироссийскую информацию, они лишали нас возможности, чтобы мы, как общество справились с этим. То же самое разыгрывается сейчас в Грузии, и в целом, в более широком регионе. Любой вопрос, которая вызывает крайнюю поляризацию, является уязвимым для дезинформации; А мишенью этой дезинформации являются граждане.
Как вы считаете, эти угрозы по-прежнему оцениваются ненадлежащим образом? Как, по вашему, насколько рассматривают страны дезинформацию, как часть более масштабной политики или стратегии национальной безопасности?
Я думаю, что к операциям внешнего влияния следует относиться так же серьезно, как и к безопасности в традиционном смысле. Это новый тип войны с различными полями сражений, и это включает в себя также и стратегию национальной безопасности.
Распространение дезинформации, частью какой-бы незначительной операции она не была, нацелена на выполнение роли взрывного устройства, катализатора, ослабляющего оппонента. Мы должны представить дезинформацию, как яд в колодце. Даже одна капля яда может испортить весь колодец. Цель этой (одной капли яда) является то, чтобы оказать стимулирующий эффект (к тому, чтобы испортить в более широком масштабе). А это требует от нас большей выносливости. Невозможно противостоять содержанию содержанием, это требует иной стратегии.
Дезинформация — это такой вопрос, который требует от нас коллективных усилий. Мы все играем свою роль в этом процессе, включая правительство, политиков, гражданское общество, СМИ. Однако, думаю, в этом процессе, который мы называем цифровой устойчивостью (digital resilience), граждане играют самую большую роль. Граждане даже обязаны быть информированными. Это подразумевает, чтобы гражданин активно участвовал в демократическом процессе, это подразумевает, чтобы ты мог перепроверять другие источники информации, мог убедиться, что свое решение принимаешь действительно ты, и что ты являешься полезным членом своего сообщества, что ты можешь участвовать в этом дискурсе.
Как вы считаете, такие масштабы и эффективность дезинформации, в конечном итоге, изменили ли наше отношение к цифровому миру? Мы окончательно лишились уверенности?
Думаю, что технологии постоянно меняются, и по мере их такого развития меняются и пути наших взаимоотношений. Нам следует подумать о том, как добиться того, чтобы из возможностей, сформировавшихся в результате этого развития, получить максимум, и в то же время, максимально сократить риски. Говоря словами Рейгана, «доверяй, но проверяй». Мы все должны быть немного более скептическими. Скептицизм в здоровом количестве необходим.
This post is also available in: English (Английский) ქართული (Georgian)