Интервью с Мэтью Брайза: Политизация темы войны нездорово для Грузии
Мэтью Брайза вспоминает события августовской войны в интервью «Голосу Америки». В 2008 году он работал заместителем помощника госсекретаря США и в тот период был главным дипломатом Вашингтона по вопросам Кавказа. С Мэтью Брайза беседовала Ани Чхиквадзе (перевод с грузинского на русский язык — Civil.ge).
После войны прошло одиннадцать лет. Если вспомнить тот период и международную реакцию на российскую агрессию, можно ли сказать, что война изменила геостратегическую ситуацию?
Геополитическим изменением было то, что Россия стала более агрессивной, после чего мы получили события в Украине. За этим последовало пробуждение Соединенных Штатов, которые увидели, какую угрозу представляет Россия в своем соседстве. Однако это продолжалось недолгое время. Я думаю, что Запад, включая Вашингтон, не сделали больше и отступили, вместо того, чтобы играть главную роль в сдерживании России. Это позже заложило основу для политики «перезагрузки» Обама с Россией. Это был печальный и стратегически пагубный шаг.
Насколько изменила война в Грузии восприятие России в западных столицах?
Не изменила, или изменила недостаточно. Это продолжалось всего несколько недель. Глядя на военный ответ США, Вашингтон отказался предоставить значительную помощь Грузии после войны, не только в отношении противотанкового вооружения — которое недавно было передано Грузии и Украине, но и с точки зрения менее значительного вооружения. Соединенные Штаты даже при президенте Буше говорили Грузии, что ей стоит успокоиться. Соединенным Штатам и Европе потребовалось много времени, чтобы проанализировать российскую угрозу.
Прошло одиннадцать лет, и все еще обсуждается вопрос о том, кто начал войну. Почему задают этот вопрос по сей день?
Вопросов больше не должно быть. Понятно, что Россия начала войну. В течение многих лет Россия предпринимала такие шаги, как паспортизация, сбивание грузинских дронов, нарушение прошлых международных соглашений и милитаризация железной дороги. Россия готовилась к войне. Однако она успешно контролировала нарратив. Россия играла на восприятии Западом Саакашвили, или на неправильном восприятии, что он был импульсивным и пугала Запад, что этот молодой лидер доведет ситуацию к вооруженному конфликту. Также вредоносным был послевоенный доклад ЕС, который указывал, что Грузия выстрелила первой. Я думаю, что было абсолютно невозможно определить, кто выстрелил первым, потому что военный конфликт низкой интенсивности продолжался в течение многих лет. Я думаю, что короткий ответ на вопрос, почему это все еще является предметом обсуждения, заключается в том, что Россия выиграла в борьбе нарративов.
Этот вопрос все еще обсуждается и в Грузии, где представители власти часто обвиняют Михаила Саакашвили в начале войны. Они даже начали расследование войны. Как вы объяснили бы, почему обвиняет правительство Грузии в развязывании войны своего предшественника?
Причина ясна, это политически применимо. Но политизация этого вопроса не является справедливым и здоровым (событием) для Грузии. Мне правда очевидна – войну начала Россия.
Если связать все это с сегодняшними событиями: в Тбилиси проходят демонстрации против России. 20 июня правительство жестоко разогнало такую демонстрацию. Мы также видим проблемы с независимостью СМИ и слышим вопросы о давлении на бизнес. Что бы вы сказали правительству Грузии, что оно должно сделать, чтобы обеспечить безопасность своего населения и в то же время, сохранить путь демократического развития?
Прежде всего, самое главное — слушать грузинский народ и его решительный настрой на интеграцию в евроатлантические структуры — будь то интеграция в ЕС или в НАТО. На мой взгляд, Грузия уже должна быть членом НАТО. Это мнение большинства грузин, и если вы хотите выжить в политике, демократии, вы должны прислушиваться к народу и придерживаться евроатлантического курса.
Это и, во-вторых, и во-вторых, что касается демократии, в Грузии в этом отношении, мои друзья, ваши друзья, наблюдатели очень обеспокоены тем, что многие демократические или рыночные экономические реформы испытывают обратный ход. Чтобы сохранить свою силу и свои ценности для трансатлантического сообщества, Грузия должна усилить реформы, о которых мы говорим многие годы, будь то энергетический сектор, финансы, образование, бизнес-климат или чистота неприкосновенности контрактов.
Национальная безопасность Грузии напрямую связана с продолжением Тбилиси этих реформ и превращением в рыночную экономику.
Вы были представителем США по вопросам Кавказа во время войны. Каким был ваш личный опыт? Как проходили переговоры с европейскими коллегами и Москвой?
Я прибыл на место спустя несколько дней после начала войны. Меня направила (Кондолиза) Райс, как представителя Америки, до того, пока сама смогла бы прибыть и попыталась бы убедить президента Саакашвили согласиться на Соглашение о прекращении огня, который согласовывал Саркози.
Я, человек, который в то время руководил отношениями между Грузией и США, думаю, что с нашими ведущими союзниками в Европе, с Францией, Великобританией, Германией и так далее, у нас было хорошее сотрудничество. Однако мы не могли соглашаться друг с другом во всем, потому что наши европейские союзники считали, что Россию следует утихомирить, а это означало, что Соединенные Штаты должны были успокоить Грузию и президента Саакашвили. Было слишком поздно проанализировали, что Россия пыталась загнать в угол Саакашвили, из которого выйти победившим в любом случае было бы невозможно. Саакашвили должен был либо согласиться на передачу Абхазии и Южной Осетии России, либо вступить в войну.
Наконец, только в мае 2008 года наши коллеги из Берлина, Парижа и Лондона начали прислушиваться и пытаться предложить лучшее решение для Грузии, но было уже слишком поздно.
Соглашение о прекращении огня, согласованное президентом Саркози, было ужасным. Путин смог манипулировать им (Саркози). У него также был хороший вариант соглашения, который был согласован его министром иностранных дел Бернаром Кушнером с тогдашним действующим президентом ОБСЕ, министром иностранных дел Финляндии Александром Стуббом. Затем Саркози сел с Путиным, Карлой Бруни, и подготовил новую версию соглашения, которая была настолько плохой, что на следующий день я сказал французскому послу, что мне нужно было идти, не хотел ни с кем разговаривать, потому что я бы сказал такое, о чем потом мог сожалеть, настолько плохим было это соглашение. Тем вечером, во Франции госсекретарь Райс попыталась изменить наиболее пагубные части этого соглашения.
Говоря коротко, я думаю, что наши европейские союзники стали жертвами манипуляций. Они обвиняли Грузию. Об этом также свидетельствует тот факт, что Франция до лета 2014 года не отменила передачу (десантного корабля) «Мистраль» России.
Вот об этом, о последней части и поговорим, насколько сегодня едины Европа и Запад против российской угрозы? Осознали ли они после событий в Украине, какие цели есть у Москвы?
Да, думаю, что единство есть. Европейцы на примере Украины научились, что Россию нужно сдерживать. Наивного представления о том, что Россия является одним из нас, и мы должны относиться к ней хорошо, больше не существует. Мы видим солидарность в сохранении санкций против России. ЕС каждые шесть месяцев обновляет санкции.
Однако существует опасность для этого единства. Популистские лидеры, пришедшие к власти, будь то в Венгрии или в Италии, не относятся с энтузиазмом к теме сохранения санкций. Однако в ближайшем будущем это единство будет сохранено, и Запад не забудет урока, какую угрозу представляет Россия. Президент Трамп также представляет угрозу для трансатлантического единства. Он разрывает эти связи, однако внутриполитическая конъюнктура лишает его возможности игнорировать ту реальную угрозу, которую представляет Россия для суверенитета и независимости своих соседей.
This post is also available in: ქართული (Georgian)